Человек строгих правил, староста старообрядческой общины, Гагарин занимался лесо- и землеторговлей и не упустил свою выгоду, когда на рубеже XIX – XX веков возникли Урочские железнодорожные мастерские, а рядом с ними стала расти «новая деревня», как тогда говорили. На приобретённых им землях он начал строить двухэтажные деревянные дома и сдавать их служащим мастерских. И кроме того сдавал в аренду землю рабочим для строительства жилья.
Основанная им слобода протянулась аж до станции Филино, где до сих пор сохранился Гагаринский переулок. Вокруг стояли нетронутые леса, ухали филины – говорят, отсюда и название станции. Квартиры у Гагарина брали охотно в наем в числе прочих даже дачники.
В музее истории вагоноремонтного завода есть стенды с фотографиями Гагарина и его семьи, а его правнучка Валентина Ивановна Крюкова, как ни удивительно, до сих пор живёт за Волгой.
И В АДМИНИСТРАЦИИ ПРЕЗИДЕНТА
Мы встретились. Участница Великой Отечественной войны, Валентина Ивановна служила телефонисткой в войсках местной противовоздушной обороны, ефрейтор. Несмотря на возраст, до сих пор стройная, подтянутая. О прадеде, кроме того, что он был богатый, в семье, когда она росла, не говорили. Всё стало известно уже в наше время из архивных данных.
В июле 1919 года Фёдор Абрамович Гагарин был арестован как «заложник и представитель крупного буржуазного элемента». Несмотря на то, что ему к тому времени минуло 77 лет, заключён в лагерь. Сведений о его освобождении нет, видимо, там и погиб. По закону от 18 ноября 1991 года о жертвах политических репрессий реабилитирован.
В числе детей Гагарина был сын Владимир (на снимке он с Фёдором Абрамовичем). Умер молодым, ещё до революции. А его жену Татьяну Тимофеевну, свою бабушку, Валентина Ивановна прекрасно помнит. В 1930-е годы Валя с родителями переехала к бабушке в Тверицы, на Вологодскую улицу (сейчас – Авиаторов). Через дорогу от них начали строить баню, и мечтой Татьяны Тимофеевны было в ней помыться. Но не дождалась, умерла в тот же год, когда баня открылась.
Родителям Валентины Ивановны выпала нелегкая судьба – то ли из-за непролетарского происхождения, то ли потому, что ее отец, латыш Лильпуран, был убеждённым частником, имел трех лошадей и занимался частным грузовым извозом. Дом, лошадей в конце концов отобрали, после чего они и перебрались к бабушке, а отца, который устроился на винно-водочный завод, вскоре посадили. В результате всего этого мама, внучка Гагарина, оставшись с тремя детьми, превратилась в работницу пекарни.
Валентина окончила восемь классов, идти в девятый категорически отказалась. За учёбу в те годы полагалось платить, список неплательщиков в школе вывешивали на видном месте, и Валя обнаруживала себя в нём постоянно. Плакала, было стыдно – так и закончилась её школьная жизнь.
Устроилась к маме в пекарню лаборантом, но заболели глаза. Взяли в райфинотдел, где она выучилась на бухгалтера. С 1943-го в армии. После войны вышла замуж за хорошего человека, электрика сапоговаляльной фабрики Николая Сергеевича Крюкова. Выстроили они дом на 6-й Тверицкой улице, где она живёт до сих пор.
У Валентины Ивановны замечательные дети. Сын Александр окончил военное училище в Ленинграде, радиоэлектронщик, был командиром подводной лодки на Севере. Сейчас в Москве, работает в администрации президента – вот куда протянулась веточка рода Гагарина! Дочь Татьяна окончила с золотой медалью школу и два факультета ЯГПУ, теперь преподаёт там же математику. Дети подарили Валентине Ивановне пять внуков и трёх правнуков. С помощью детей в её доме появились отопление, вода – всё, как в городской квартире. А для души – огород у дома, руки у неё такие, что сразу видно: всё свое время она проводит на любимых грядках.
ИЗ ЖИЗНИ АНГЕЛИНЫ
Документы из истории Гагаринской слободы и её жителей сохранились не только в архивах, но и в семьях здешних старожилов. Наиболее впечатляющий – у представителей одной из самых больших заводских династий Сидоровых. Это так называемое Условие, которое заключили между собой Фёдор Абрамович Гагарин и Григорий Иванович Сидоров 1 января 1918 года. Заключили по старинке, недооценив, видимо, до конца происшедшие в стране перемены. «Я, Гагарин, отдал Сидорову в аренду земли восемьдесят квадратных сажен сроком с сего числа на шесть лет...» Цена за квадратную сажень 15 копеек, что составляет 12 рублей в год, а за все время аренды 72 рубля. Плата – ежегодно, иначе за каждый неуплаченный в срок рубль начисляется пени по 1 копейке в месяц. В случае отказа от земли ранее срока, на который заключено Условие, Сидоров обязан уплатить всю причитающуюся сумму, «каковая будет следовать за всё недодержанное время...»
После приписки, сделанной, судя по почерку и не слишком строгой грамотности, лично Гагариным, следует его собственноручная подпись и подпись его партнёра.
Невероятно, но факт. Дом, построенный на этой земле Григорием Ивановичем Сидоровым, стоит в Гагаринке на 1-й Пролетарской улице до сих пор, и в нём я застала его внучку Ангелину Яковлевну Сидорову (на снимке).
Дед её был репрессирован в 1937 году, в1956-м реабилитирован, но успел породниться с ещё одной коренной здешней семьей – Кузьминых. Из династии Сидоровых – Кузьминых на заводе работало в разное время восемнадцать человек, в общей сложности их стаж больше 500 лет.
Говорят, каждая жизнь – это книга. Но то, что пережито Ангелиной Яковлевной, волнует даже в кратком изложении.
Родилась в 1938 году в этом самом доме. Отец Яков Григорьевич Сидоров работал на Урочи не то механиком, не то слесарем по вагонам и снегоочистительной технике. В конце 1939 года его направили в продолжительную командировку в Брест. Уехали всей семьёй: папа, мама, она и младший братик Анатолий. Там их застала война.
Граница в четырнадцати километрах от станции. Отец ушёл в партизаны, а мама, чтобы прокормить детей, ездила с соседками по деревням менять вещи на продукты. В одну из таких поездок шестеро женщин, и мама в их числе, нарвались в каком-то селе на немцев. Присоединив к группе схваченных раньше людей, их заставили копать яму, и заколотых и полузаколотых штыками столкнули потом в неё всех.
Ночью из-под земли раздавались стоны, рассказывали потом местные жители, но немцы подходить к этому месту не разрешали под страхом расстрела.
Я смотрю на фотографию Ангелининой мамы на серванте – юное, славное лицо. Знала бы она, что выпадет ей, и не только ей – дочери тоже.
Детей забрали, по выражению Ангелины Яковлевны, в детдом. Хотя это советское слово тут вряд ли подходит. Воспитательницы были немки, с малышами говорили по-немецки, кормили так, что братик Анатолий умер от голода.
После войны отец долго не мог найти Ангелину. Нашёл только в 1947 году, кажется, в Харькове, она точно не помнит. Девочка вся была в каких-то шишках и в свои восемь с половиной лет ещё не ходила. Врачи назвали это детским параличом, осложнением после кори, перенесённой в «детдоме».
Первую операцию ей сделали в Харькове, ещё четыре – в железнодорожной больнице в Ярославле, после чего она встала на костыли.
Куда еще мог вернуться отец, если не в родной город! В родной дом, где жила его мать, на родной завод, где работали три брата и две сестры. Все по-прежнему жили в Гагаринке, не доставало только одного брата, который погиб в Смоленской области.
Ангелина окончила семь классов, потом планово-экономический техникум в Кинешме. По распределению отработала три года в Гаврилов-Яме и вернулась сюда, на свою 1-ю Пролетарскую.
С работой тогда было непросто, особенно инвалиду. Узнала, что есть место делопроизводителя в Заволж-ском суде, зарплата крошечная, но судья сказала: «Я знаю, что все Сидоровы башковитые». И не ошиблась. Вскоре Ангелину перевели секретарём судебного заседания, потом она стала заведующей канцелярией суда и проработала в этой должности много лет. Из-за проблем с транспортом вынуждена была в какой-то момент уволиться, ещё сколько-то проработала старшим контролёром в Сбербанке. Съехалась с сестрой, живёт сейчас на улице Орджоникидзе, а летом – здесь, в старом доме Сидоровых – ради воздуха. Стены, оклеенные светлыми обоями, деревянные, под окнами – цветы, самые разные, каких только нет! Можно посидеть на крыльце, заходят соседи. Её улыбчивые глаза светят каким-то особым добрым светом навстречу каждому.
О ЧЁМ РАССКАЗАЛИ ЗАБОРЫ
Мы идём по Гагаринке с Верой Викторовной Кузнецовой, директором музея вагоноремонтного завода. Она же – знаток истории Твериц, организатор поиска захоронений ленинградских блокадников на Тверицком кладбище и устройства на нём мемориала. Она же – инициатор установки памятного знака первостроителям предприятия у заводской проходной и памятного камня на месте неолитической стоянки на берегу Волги. Она же – главный энтузиаст-цветовод завода. А здесь, на 1-й Пролетарской, кажется, что самое увлекательное в жизни, что ей до сих пор встречалось – вот эта тихая, почти деревенская улица. Тишина, под ногами чистый песочек, из-за заборов свешиваются ветви, густо увешанные зреющими яблоками.
– Смотрите, сколько заборов из «вагонки», – обращает моё внимание Вера Викторовна. – Они – свидетельство того, что тут селился прежде всего заводской люд.
Заборы могут рассказать не только об этом. Раньше принято было огораживать дома штакетником. Самые старые так и стоят – на виду не только непременный палисадник, но и узорчатые наличники, цветы на окнах, нарядные занавески. Сейчас ставят высоченные сплошные – из-за них видна разве что крыша, люди живут как в крепости.
Вера Викторовна считает, что моду завезли не только новые жители, приехавшие с юга, но отчасти ввёл сам завод. Доски для заборов в большинстве случаев покупают на заводе, а их там пилят длиной два метра. Пилили бы полутораметровые, глядишь, и улица со временем стала бы смотреться веселее.
Приезжие действительно есть. Кстати, совсем не только кавказцы. Из одного такого дома вышла Екатерина Ивановна Соколова. Представилась как вынужденная переселенка из Душанбе. Бюрократическое клише буквально резануло по сердцу, когда разговорились. Муж был военный, служил на погранзаставах. Двадцать шесть раз за всю жизнь семья переезжала с ним с места на место.
– В Душанбе у нас была квартира, а девять лет назад обосновались здесь. Да нет, всё нормально. Тут же дочка, внучка... Не мы одни, вон рядом переселенцы из Казахстана, тоже русская семья.
Россия, родина – для многих её олицетворением стала Гагаринка. И прежде всего для тех, кто с ней связан родственными нитями. Молоденькая женщина из заводской бухгалтерии Лена Завадская (девичья фамилия Варегина) смеётся:
– Вы думаете, я тоже имею отношение к истории? У меня бабушка на заводе работала и папа сейчас здесь работает водителем. Я родилась на 1-й Пролетарской улице в доме номер один и в нём выросла. Дом так и стоит, папа не хочет ни продавать его, ни сдавать. По праздникам в нём гуляет весь транспортный цех, шашлыки во дворе жарят. Я дочку сюда привожу, она у меня тоже здесь родилась.
Не знаю как Лена, а Гагаринка – точно часть истории. Электричество в ней появилось только в середине тридцатых годов, и до сих пор тут можно встретить фонарные столбы по типу старых – деревянные, с металлической «нашлёпкой» сверху, чтобы не сгнили, с лампами в виде шляпки с полями, известными раньше как «летучая мышь».
Многое сохранилось здесь в неприкосновенности, потому что строительство новых домов запрещено: эти улочки входят в санитарную зону завода, хотя сам по себе он, по выражению Веры Викторовны, и не вредоносный.
Предприимчивый народ, впрочем, находит выход из положения: стали обкладывать бабушкины и прабабушкины дома кирпичом, втискивать, где удастся, гаражи. Не помешал бы, наверное, при всём этом глаз районного архитектора. По словам моей провожатой, работая в архивах, она не раз убеждалась: раньше без визы архитектора даже обыкновенное крыльцо нельзя было построить.
При том, что в последние годы очень многое сделано по благоустройству территории самого завода и некоторые праздники отмечаются именно здесь, очень не хватает чего-то для ребятни в самой Гагаринке. Когда-то у железнодорожной линии была детская площадка с качелями, гигантскими шагами и прочим – сейчас пустырь.
А на противоположном конце Гагаринки, на территории нынешней школы номер 50 бил когда-то родник. Несмотря на многочисленные колодцы, за самой чистой водой ходили именно сюда. Родник был выложен камнями, рядом проходила дорога на Вологду, каждый проезжающий мог остановиться и напиться. Родник образовал небольшой бочажок. Несмотря на строжайшие запреты, любимым развлечением окрестной ребятни было прыгнуть в него с разбегу и бежать дальше, пока никто не увидел.
Мы подошли с Верой Викторовной к тому самому месту. По иронии судьбы тут теперь... канализационный люк. А вместо бочажка – болотинка, через которую перекинут кусок старой двери.
– Жила нарушена, но вода ведь не ушла никуда, – убеждена она. – Самая чистая и сейчас где-то здесь, рядом.